Целестина, или Шестое чувство - Страница 57

— Цеся, ты что ничего не ешь?

Цеся даже не услышала вопроса. Погруженная в себя, она не обращала ни малейшего внимания на окружающий мир.

— Что-то здесь не так, — шепнул отец сидевшему рядом дедушке.

— Не так, того-этого, — согласился дедушка. — Скажи ей, пусть к подружке, что ли, сходит. Женщинам, того-этого, непременно нужно выговориться.

— Цеся! — сказал Жачек, дергая дочку за рукав. — А почему бы тебе не пригласить свою анемичную подругу?

В Цесиных глазах мелькнула слабая тень возмущения.

— Анемичную?! — повторила она.

Это уже было каким-никаким проявлением жизни, и встревоженный отец решил и дальше идти тем же путем.

— Честное слово, мне не хватает этой худосочной дурнушки. Как там ее миндалины?

— Ты по-прежнему имеешь в виду Данку? — чуть ли не со злостью осведомилась Целестина.

— Да, да. Уродина она, конечно, но симпатичная, — радостно подтвердил Жачек.

— Ты глубоко ошибаешься, — сказала Целестина, постепенно снова погружаясь в пучину своей печали. — Никакая она не симпатичная, но зато красивая. Я, например, склоняюсь к тому, что лучше быть красивой и несимпатичной, чем симпатичной и уродливой.

— А я бы хотел быть красивым и симпатичным, — заявил Бобик, которого никто не спрашивал.

— Ха-ха! — засмеялся Толек, который по ему лишь известным причинам был в распрекрасном настроении.

— Толечек, хочешь еще негра? — проворковала Юлия.

— Что ж, положи, дорогая, — милостиво позволил юный паша.

— А я буду расписывать яйца! — закричал Бобик. — Как здорово!

Ни у кого не хватило духу отказать ребенку в этом удовольствии, хотя расписывать яйца было еще рановато. Мысль о том, что Бобик по меньшей мере час спокойно просидит на месте, прельстила взрослых.

— Так уж и быть, Бобик, сварю тебе десяток яичек, — согласилась мама Жак.

— Только чтоб были свежие, — строго сказал Бобик.

3

Было уже пять часов, а Данка не появлялась. Цесю это не удивило: с завтрашнего дня начинались каникулы, и она, в общем-то, и не надеялась, что сегодня Данке захочется заниматься. Поэтому Целестина сидела за столом в большой комнате и апатично смотрела в окно. Жизнь казалась ей беспросветно мрачной, и никакое шестое чувство тут помочь не могло. Ежи вообще перестал ее замечать, так что в один прекрасный день Цеся назло назначила свидание бородачу. Они пошли в кино и, как нарочно (впрочем, может, и в самом деле не случайно?..), Гайдук тоже оказался там. Цеся, не ощутившая в обществе бородача ожидаемой сладости возмездия, убедилась, что это свидание окончательно зачеркнуло всякую надежду на примирение с Гайдуком.

Последующие дни показали, что она не ошиблась. Гайдук пригласил в кино старосту Касю, и назавтра весь класс услышал из уст сей юной особы, что Ежик прелесть, просто прелесть. После кино он пригласил Касю в кафе-мороженое и очень увлекательно рассказывал о латиноамериканской литературе. Цеся решила поскорей забыть эту малоприятную новость. Но в душе у нее застряла заноза и даже как будто там укоренилась, выпустив новые колючие отростки.

В половине шестого наконец пришла Данка.

— Я только забежала по дороге, — сообщила она. — Надеюсь, сегодня ты меня оставишь в покое и не прикажешь садиться за зубрежку?

— После каникул тебя спросят по польскому, по химии и по математике, — напомнила Целестина.

— Но ведь у меня впереди целая неделя! — воскликнула Данка.

— Не неделя, а шесть дней, — уточнила Цеся. — Ты сама говорила, что должна за праздники один день посидеть дома и навестить родственников.

— Ну, должна, — со злостью сказала Данка. — А ты не должна?

— Разве тебя это заботит? — язвительно спросила Цеся, в последнее время начисто утратившая природную мягкость. — До сих пор ты всегда считала, что мое время принадлежит тебе и если уж ты мне оказываешь милость, позволяя с собой заниматься, то я обязана откладывать все свои дела и занятия.

— Ошибаешься, дорогая, я вовсе не заставляю тебя со мной заниматься, процедила Данка с изысканной вежливостью.

— Верно. Но кто-то другой заставляет, и ты об этом прекрасно знаешь.

— Тогда почему тебя это так волнует?! — с раздражением воскликнула Данка.

— Потому что я ему обещала тебя подтянуть!

Данка вскочила.

— А мне плевать! — крикнула она. — Заладили одно: подтянуть, подтянуть! Идиоткой меня считают. Ну и пусть. Мне все равно!

— И тебе не обидно потерять год?!

— Я его не потеряю, — заявила Данка. — Я его приобрету, радость моя. На год позже стану взрослой. Мне не к спеху.

Цеся почувствовала, что у нее нет больше сил. Что делать? Как помочь Данке? Как выполнить легкомысленно взятые на себя обязательства? Она настолько устала и так была расстроена, что голова отказывалась работать. По совести говоря, ей бы хотелось сейчас исчезнуть. Забиться куда-нибудь в угол, укрыться черным пледом и заснуть, заткнув пальцами уши. Просто-напросто исчезнуть и не видеть всего этого.

Данка посмотрела на часы и села за стол.

— Можешь угостить меня чаем, — сказала она. — В шесть мы встречаемся с Павлом. Я еще успею выпить чашечку.

— А я не хочу угощать тебя чаем, — взбунтовалась Цеся.

— Не хочешь, не надо, — обиделась Данка. — Ах да, я видела твоего Гайдука с Касей. Они даже немножко меня проводили, до твоего подъезда.

— Да? — проговорила Цеся равнодушно, в то время как черное отчаяние разлилось в ее душе. — Гляди-ка… — И вдруг голос у нее дрогнул.

Вскочив, она выбежала из комнаты, чтобы скрыть от Данки постыдное проявление своей слабости. Укрыться было негде. Цеся чувствовала, как на глаза у нее навертываются слезы, и понимала, что, если немедленно куда-нибудь не спрячется, устроит недурной спектакль на потеху всем родственникам и посторонним, пребывающим под крышей этого дома. Ей хотелось кричать, биться головой об стенку, колотить посуду, наконец, выпрыгнуть в окно. Найти убежище было просто необходимо.