Целестина, или Шестое чувство - Страница 42

В самом деле, усатый Войтек, загорелый и довольный, гладил в ванной пеленки, вкладывая в это занятие всю душу. На нем была рубашка с закатанными рукавами, на ногах — новые шлепанцы Жачека, и вообще он так хорошо вписывался в домашнюю обстановку, что Цеся ощутила легкое беспокойство. Как выяснилось за обедом, не без оснований.

— Войтек временно поживет у нас, — объявила за столом мама, — Нельзя, чтобы молодая семья вечно жила в разлуке из-за такой дурацкой причины, как отсутствие квартиры, это никуда не годится!

Мама не стала добавлять, что Кристина с Войтеком не далее чем сегодня хотели перебраться в комнату, которую сняли в пригороде, и что не кто иной, как она, еще недавно возражавшая против того, чтобы Кристина поселилась у них в доме, предложила молодым супругам комнату, раньше принадлежавшую девочкам, хотя бы до каникул. Она скрывала даже от себя самой, что без памяти полюбила маленькую Иренку и не может представить, как расстанется с этим крошечным существом.

— Тебе, Цеся, мы выделим уголок в моей комнате, — добавила она, — Я только выброшу несколько скульптур, все равно там давно пора навести порядок.

— Уж лучше я переселюсь в башенку, — смиренно сказала Цеся, в уме прикидывая, не может ли случиться еще какое-нибудь ЧП, когда для нее и в башне не останется места. Она не знала, что будущее и в самом деле готовит ей такой сюрприз.

— Кристина сварила фантастический обед, — расхваливала Иренкину маму Ирена-старшая.

— Действительно, — подтвердил ублаготворенный Жачек. — Одно это заставляет меня примириться с постепенным разрастанием нашего семейства. Обед великолепный — не только вкусный, но и питательный. — Покончив с ароматным супом, он отодвинул тарелку и деловито полил соусом картошку. Потом отведал печенку. — Чудо! — воскликнул он. — Крыся, надеюсь, твоя любовь к мужу будет крепнуть изо дня в день и соответственно ты будешь готовить столь же хорошо, сколь регулярно.

Бобик ел с аппетитом.

— А гномик — он какой? — спросил он неожиданно. — С бактерию?

— Чуть побольше, — ответила тетя Веся, — А что?

— А бактерия какая?

— Чуть поменьше гномика, — объяснил Жачек. — А что?

— У меня тут что-то такое на тарелке.

— Наверно, витамин, — предположил Жачек.

— Нет, это перец, — возразил дедушка.

Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим последует вопрос.

— В перце есть витамины? — спросил Бобик.

— Масса. Масса витаминов, — успокоил его Жачек.

— А зачем бог создал бактерии?

Наступило неловкое молчание.

— Уж он-то знал, зачем, — нашелся дедушка.

— Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту, а плохие — чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.

— Нужны, — сказала тетя Веся.

— А зачем? — не сдавался Бобик. — Зачем?

Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?

— Болезни способствуют естественному отбору, — объяснила Целестина. — Слабые, менее стойкие особи гибнут.

— Отличное мясо, к слову о естественном отборе, — заметил Жачек, перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.

— Это я жарил, — похвастался Кристинин муж.

— Ах, не может быть! — единодушно восхитились сидящие за столом, не подозревая, что их ожидает в следующую минуту.

А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую артиллерию:

— А зачем бог создал человека? — спросил он.

7

Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью судьбе. Было ясно, что ее место — в башне. С этим она примирилась легко. Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам попадать в ванную.

Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее мыть.

Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.

У той же раковины она вспоминала — неизвестно, в какой связи, — про Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд — такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище — гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: «Классно он его обвел, скажи нет, и раз — в левый угол!» Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души.

— Ты что, оглохла? — спросила Данка, подходя к раковине. — Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос…

Цеся вздрогнула и закрутила кран.

— Ну, так что, сегодня не занимаемся? — спросила Данка с надеждой в голосе.

— Нет, нет, занимаемся, — очнулась Цеся. — Пошли. Берем манатки — и на башню!