Целестина, или Шестое чувство - Страница 25

К оглавлению

Данка легким движением приподнялась и, опершись на локоть, одарила подругу долгим снисходительно-ироническим взглядом.

— Таким несложным существам, как ты, — сказала она, — все кажется замечательным.

— Я несложное существо?! — Цеся даже вздрогнула от обиды.

Данка украдкой зевнула.

— Ах, не будем об этом, — сказала она. — Хочешь, я тебе прочту стихотворение?

— Стихотворение?

— Да, послушай, — сказала Данка и, вскочив с матраса, с неожиданным пылом продекламировала:

По сухим стебелькам иллюзорных растений,
Шелестящих под тяжестью грустных шагов,
Я миную руины желаний и теней
По развалинам снов и угасших цветов.
Безуспешно истлевшие запахи чувствую
Безвозвратно минувших цветений и лет.
Жизни время, прощай, твои краски безвкусные
Слишком много мне дней обвели в черный цвет.

Воцарилась тишина. Данка продолжала стоять с протянутой вперед рукой, и в прекрасных ее глазах горел огонь вдохновения. Цесю брала дрожь.

— Ты потрясающе декламируешь, — сказала она.

Данка очнулась.

— Декламирую?.. Ах да, верно, я ведь тебе не говорила, кто автор этого стихотворения.

— Ну, кто?

— Я, — просто сказала Данка.

— Господи! — вырвалось у Цеси. — Ты?!

— Я.

— Но ведь… это… потрясающе!.. Ты гений! Ты… ты… — заикалась Цеся, не находя слов от восхищения.

— Да, — скромно подтвердила Данка.

— Мне даже в голову не приходило…

— Вот именно.

— Ты станешь великой поэтессой, увидишь!

— Не исключено, — вздохнула Данка.

— Не думала, что ты такая… выдающаяся… Я бы в жизни ничего подобного не написала…

— Да, пожалуй, — согласилась Данка. — Ты, правда, вроде еще не доросла. Что ни говори, поэзия такого рода требует зрелости и внутренней чистоты.

— Безусловно, — печально сказала Цеся.

— А ведь это не лучшее из моих произведений, — скромно добавила Дануся.

— У тебя еще есть?!

— Естественно. Теперь ты понимаешь, почему у меня нет времени учить уроки?

Цеся пришла в себя:

— Минуточку. Может быть, я и в состоянии это понять… отчасти… но ведь учиться все равно нужно.

Данка вздохнула:

— Только поэтому я и согласилась с тобой заниматься. — И она снова уселась на матрас, изящно подогнув длинные, стройные ноги.

Цеся смотрела на нее с восхищением.

— Ты чудо! — вырвалось у нее от всей души.

Данка снисходительно усмехнулась:

— Не преувеличивай… Знаешь что? Поставь Немена. Он меня здорово вдохновляет.

Когда Цеся поспешно бросилась к проигрывателю, Данка добавила:

— И свари кофе. Здесь чертовски холодно. Выпьем по чашечке, и я тебе прочту еще несколько стихотворений.

2

Мама Жак находилась на кухне, где мыла посуду, одновременно читая научно-фантастический роман под названием «День трифидов». Она не в силах была оторваться от чтения и поэтому пристроила книжку на верхушке возведенного на краю раковины сложного сооружения из стаканов и банок. Читая, она время от времени нехотя брала тарелку или вилку и исключительно из чувства долга подставляла под струю горячей воды; так она ее держала, пока вода не начинала жечь пальцы. Тогда мама Жак откладывала вилку (или тарелку) и со спокойной совестью на пять минут погружалась в чтение, после чего повторяла операцию. Она уже дошла до середины книжки (а именно до того места, где несколько слепцов, преследуемые смертоносными трифидами, бредут по опустевшему городу), как вдруг этот удивительный мир подвергся бесцеремонному нападению извне. На пороге кухни возникла Юлия в сопровождении Толека и бородача и, мило улыбаясь, попросила чего-нибудь перекусить.

— Прочь! — рассеянно сказала мама и вернулась к прерванному чтению.

— Мама… — прошептала Юлия, смущенно покосившись на Толека. — Хотя бы парочку бутербродов…

— Я сказала: исчезни, — пробормотала мама, в ужасе следя за трифидом сверхъестественной величины, который хлестал слепцов своим ядовитым жгутиком.

— Но мама… по крайней мере скажи, где масло, я сама сделаю…

— Масла нет, — в ярости прорычала мама Жак, не отрывая от книжки взгляда, полного панического страха. — Ничего нет, вообще ничего, я же сказала: исчезни.

Юлия покачала головой. Подойдя к матери, она развязала ее передник, закрутила кран над раковиной и нежно проворковала:

— Иди, мамочка, в комнату и почитай в спокойной обстановке. Я всё помою.

— Ты? — бестактно удивилась мама. — А что случилось? — Она еще не до конца осознала, что на пороге кухни стоит вожделенный Толечек.

Юлия улыбнулась сладко и неискренне:

— Просто мне захотелось помыть посуду. Обычное дело.

— Обычное дело? — Маминому изумлению не было границ. — Насколько я помню… — Тут ее взгляд упал на знакомую белокурую шевелюру и оттопыренные розовые уши. — Ах да! — наконец сообразила она. — Ну конечно! Конечно! Как я могла забыть! Чего еще можно ждать от хорошей дочки и прекрасной хозяйки! — Пожалуй, у нее это вышло даже чересчур убедительно.

Юлия закусила губу и деликатно отстранила мать от раковины.

— Приветствую вас, друзья, — обратилась мама к молодым людям, особенно любезно улыбаясь Толеку. — Простите меня за мою рассеянность, но я читаю потрясающую книжку…

Толек посмотрел на обложку:

— А, книжка действительно потрясающая! Сам только что прочел.

Мама подарила ему взгляд, исполненный непроизвольной симпатии.

— Кошмар, верно?

Юлия, подойдя к раковине, принялась мыть посуду, стараясь, чтобы это у нее получалось профессионально и в то же время изящно. Мама и Толек, неожиданно нашедшие общий язык, с увлечением громко обменивались мнениями о научной фантастике вообще и авторе книги в частности, как вдруг мама Жак случайно опустила глаза и окаменела.