Целестина, или Шестое чувство - Страница 17

Посреди квартиры тянулся длинный узкий коридор без окон, от которого отходили многочисленные запутанные ответвления; в конце каждого были разные диковинные помещения: две комнаты, две комнатушки, кухня, ванная, несколько тайников неизвестного предназначения, кладовка и прачечная. В одном из тайников находилась дверка, за которой начиналась чертовски крутая лестница, ведущая на чердак, а с чердака — на башенку, увенчанную жестяным петушком.

Сейчас мама Жак последовательно обшаривала все эти помещения, но нигде не могла найти машинку для мака. Положение становилось угрожающим: мак она замочила уже двадцать четыре часа назад. Было просто необходимо провернуть его через машинку, чтобы на праздничном столе появился пирог с маком. А какой же праздничный стол без макового пирога!

В повседневной жизни семейство готово было терпеть немалые неудобства, чтобы создать своей кормилице условия для творческой работы. Однако по мере приближения рождества в умах членов семьи начинали происходить неожиданные перемены. Дедушка превращался в придирчивого, брюзгливого свекра, только и норовящего отругать невестку за бесхозяйственность. Дети, то есть Целестина, Юлия и Бобик, требовали вкусных вещей и праздничного настроения. Жачек приводил примеры счастливых семей, в которых неработающие матери создают уют и кормят домочадцев пирогами с капустой. Словом, на бедную служительницу муз оказывалось такое давление, что она вынуждена была, превозмогая самое себя, занять место у плиты. Тем паче, что во Дворце культуры, где она руководила мастерской скульптуры и керамики, в это время года по случаю праздников как раз был перерыв в занятиях, так что ссылаться на недостаток времени не имело смысла.

Обыскав чердак, мама полезла на башенку. Шансы найти там машинку были ничтожно малы, поскольку в башенку никто не заглядывав с того дня, когда Целестине исполнилось десять лет и разгулявшаяся именинница чуть не вывалилась из окошка башни на улицу. Однако мама не хотела пренебрегать ни единой возможностью: открыв низенькую дверку, она внимательно оглядела башенку изнутри.

Небольшое квадратное помещение было почти пусто, если не считать лежащей в углу кипы старых газет. Машинки, разумеется, не было и в помине. Мама выглянула из окна и… забыла и про мак, и про пофыркивающий на плите бигос. За окном стояли сине-голубые сумерки, ветер бесшумно гонял сухие снежные хлопья. В доме напротив загоралась и гасла гирлянда елочных лампочек.

У подъезда желтого дома стояли и болтали две девочки. В одной из них мама узнала Цесю.

— Эй! — крикнула она.

— Алло, алло! — завопила снизу Цеся. — Погляди, Данка, моя мама на башне! Ну-ка, спусти нам свои косы!

Карпы в сетке вроде бы угомонились. Возможно, потому, что Цеся положила их на снег. Ей пришлось это сделать: иначе невозможно было образно описать подруге сегодняшнее приключение. Но тут она подхватила авоську и распрощалась с Данкой.

— Послушай, Цеська, мне ужасно хочется слазить на эту башенку, — сказала Данка, глядя вверх. — Это же просто фантастика. Можно там посидеть?

— Приходи послезавтра утром, — сказала Цеся, которая, правда, не допускала и мысли о том, чтобы пойти на свидание с бородачом, однако на всякий случай вторую половину дня предпочла не занимать. — Там правда здорово, только холодно.

10

Цеся вошла в переднюю, где на этот раз пахло бигосом. Из комнаты девочек доносился многоголосый шум.

Мои ребята пришли, хотят помочь тебе молоть мак, — сказала Юлия маме. — У Толека мы уже всё смололи.

— Да что вы все заладили мак, мак! — рассердилась мама. — Я пока никак машинку не найду. — И вдруг замолчала, испытующе глядя на дочку, у, которой на щеках пылал румянец, волосы рассыпались и глаза сияли, как черные звезды. Толек тоже пришел? — спросила она тоном скорее утвердительным, нежели вопросительным.

— Да, — шепнула Юлия и закрыла глаза. — Мама, он чудо. Чудо! Я в него безнадежно влюблена.

Цеся отложила свои покупки и подошла поближе. Ничего нет интереснее сердечных дел.

— Толек — это какой? — шепотом спросила она.

Юлия бросила на нее недовольный взгляд:

— А, это ты. Слушай, Телятинка, когда мы тебя допустим в свое общество, изволь быть на высоте, понятно? Изобрази из себя милую, благовоспитанную девочку. И без того дрожишь от страха, как бы кто из родственничков чего не выкинул.

— Ну, знаешь, доченька!..

— Ты не представляешь, — зашептала Юлия, — какая у него семья. Мать настоящая графиня. Красивая, элегантная, благоухающая.

— Что ты говоришь? — растерялась мама Жак и украдкой покосилась на свои стоптанные туфли.

— Мы мололи мак, а она пекла коврижку, — трагическим шепотом продолжала Юлия, — и при этом была в бархатном платье с воротничком из настоящих кружев!

— О господи! — сказала мама.

— А отец — прямо лорд, клянусь. Все время сидел в кресле в стиле Людовика Шестнадцатого и читал Руссо.

— Почему ты считаешь, что лорды читают Руссо, сидя в креслах в стиле Людовика Шестнадцатого? — спросила мама, пытаясь скрыть, какое впечатление произвели на нее слова дочки.

— Наш дедушка тоже читает Руссо, — вмешалась Цеся в порыве местного патриотизма.

— Дедушка! — фыркнула Юлия. — Дедушка читает Вольтера. Кроме того, он читает ради пополнения своего образования, а тот, представь себе, просто наслаждается.

— Юлька! — хором закричали из комнаты.

— Иду! — сладким голоском откликнулась Юлия. — Так что помните, прошипела она, адресуясь главным образом к Цесе, — все должно быть на уровне. Цеська, прибери кухню, чтобы мне не пришлось краснеть. Мама, извини, конечно, но… ты бы не могла надеть свое красивое платье…