Целестина, или Шестое чувство - Страница 10

— Наверно, у него самого не получалось, — великодушно сказала Цеся.

— Похоже на то, — пискнула Данка.

И девочки, переглянувшись, в приступе смеха повалились на диван. Смеялись до полного изнеможения.

— С завтрашнего дня, — проговорила наконец Цеся, отсмеявшись и вытирая слезы, — с завтрашнего дня будем заниматься вместе, хорошо?

— Ладно. Ты молоток.

— Я тебе помогу: по математике и вообще по всем предметам. В конце концов, невелика наука.

— Да уж наверно. Если какая-то там Ковальчук может получать четверки и пятерки…

— Вот именно. Будешь приходить каждый день, ладно?

— Ну… не знаю, что скажет Павел…

— Как хочешь, — уже суше произнесла Цеся и переменила тему.

Жачек был так напуган, что высунул нос из кухни, только когда услышал, как за Данкой захлопнулась входная дверь.

— В Телятинку при посторонних вселяется дьявол, — заявил он.

— Оставь ее, — попыталась умиротворить его тетя Веся. — Ей ужасно хотелось, чтобы подружке все понравилось.

— Так стараться ради какой-то бледной немочи?! — вспылил Жачек.

Именно в эту минуту в комнату вошла Цеся.

— Бледной немочи! — крикнула она. — Данка красотка! А ты, папа, без очков уже вообще ничего не видишь!

— Без очков я только увидел, что у нее постоянно приоткрыт рот, — огрызнулся уязвленный Жачек. — Потому и позволил себе тонкий намек насчет миндалин. А вообще, можете считать меня самонадеянным глупцом, но больше всего мне нравятся собственные дети. — Он с восхищением поглядел на Целестину. — Просто кровь с молоком: мордашка красная, глазки блестят, здоровая, упитанная, аж лоснится. Разве сравнишь с этой подружкой твоей… да она же, с позволения сказать, ни рыба ни мясо.

«Упитанная»! «Мордашка красная»! Знал бы Жачек, как больно задел свою младшую дочь, он бы, наверно, предпочел помалкивать целую неделю.

Глава 2

1

Совершенно неожиданно выпал снег. В этом, правда, не было ничего противоестественного — на дворе стояла зима. Но декабрь в том году больше смахивал на дождливый ноябрь, и никто из жителей Познани даже не мечтал, что на рождество выпадет снег. И тем не менее перед самыми праздниками первые утренние прохожие с изумлением увидели мир преображенным, идиллически тихим, сверкающим невинной белизной.

Ежи Гайдук стоял у открытого окна и жадно вдыхал пахнущий снегом воздух. Улица Сенкевича была еще пуста, кое-какое движение началось только в продовольственном магазине на первом этаже. Было холодно, но на такие мелочи Ежи Гайдук не обращал внимания. Он стоял в пижаме у окна и смотрел поверх крыш домов на макушку желтой башенки, освещенную слабым светом уличного люминесцентного фонаря. Ничего больше увидеть он бы не смог, даже наполовину высунувшись наружу. И все-таки вот уже три месяца по утрам, едва открыв глаза, подходил к окну и смотрел в сторону дома, где жила Целестина.

Ежи Гайдук был человеком одиноким. С раннего детства его воспитывала бабушка, так как родители давно умерли. В маленьком городке, где они жили, не было средней школы, а поскольку бабушка решила дать внуку образование, он был отправлен в лицей в Познань. Комнату сняли у пани Пюрек, которая заслуживала доверия хотя бы по одной причине: она была родом из того же города, что и Гайдуки. Кроме того, что было весьма существенно, сия пожилая дама не требовала за комнату оплаты вперед. Ежи у нее жилось хорошо, завтраками и ужинами она его кормила, а обедать можно было в кафе-молочной.

Ежи Гайдук был неразговорчивый, застенчивый, чертовски способный и начитанный подросток. Два последних свойства в школе пока не были замечены, ибо этому препятствовали два первых. Однако отсутствие общественного признания Ежи не волновало. Он был всецело поглощен изучением университетских учебников физики, а также «Размышлений» Марка Аврелия. Это до такой степени его занимало, что позаботиться о своей внешности времени уже не оставалось, поэтому выглядел он — с точки зрения ровесниц — весьма непрезентабельно. Впрочем, на ровесниц он тоже не обращал внимания. За исключением Целестины.

Но Целестина в самом деле была исключением.

Ему нравилось на нее смотреть. Вот и все.

Ему вообще нравилось все, что имело к ней хоть какое-нибудь отношение. Например, ее дом, ее улица, ее сапожки, ее отец и велькопольский хлеб, который она покупала каждый день, из чего можно было заключить, что этот сорт ей особенно по вкусу. Все, что касалось Целестины, было таинственным и исключительным, окрашенным неизъяснимой прелестью, удивительным и волшебным.

Гайдуку было очень интересно, как там, в этом странном доме, внутри. Он пытался представить себе его обитателей: симпатичных, уравновешенных — так ему казалось — родителей и утонченную элегантную Цесину сестру, которую однажды видел издалека. И ее саму — всегда надменную, прелестную, загадочную, зеленоглазую Цесю, которая с начала учебного года от силы три раза удостоила его взглядом. Что она теперь делает?

В воображении промелькнула картина: красиво накрытый стол, за которым, негромко переговариваясь, сидят Цесины родные, отщипывая кончиками пальцев крошечные кусочки от каких-то воздушных булочек.

Ежи посмотрел на часы. Нужно торопиться. Чтобы занять свое место в укрытии перед Цесиным домом и ждать. Сегодня она наверняка будет в хорошем настроении. Она наверняка любит снег.

2

Первым проснулся Жачек. Он нехотя вылез из постели и в темноте, стараясь не разбудить жену, набросил на себя какую-то одежку. Потом пошлепал на кухню, чтобы поставить воду для кофе.